Эльбрусская Одиссея, или Песнь Льда и Ветра

Апрель 2016 г.

Неужели снова Эльбрус? Совсем недавно я стояла на его восточной вершине, и об этом ещё совсем свежи воспоминания.

Так почему же сейчас я хватаюсь за новую возможность побывать там судорожно, словно за спасительную соломинку? Отчего эта щемящая тоска в сердце? Отчего – бессонница, мучающая меня уже третью неделю?

Похоже, вновь пришло то время, когда мне нужно поговорить с собой языком льда и камня.
Так я оказалась участником скитура по северному склону Эльбруса с возможностью восхождения на вершину.

Скитур! Запланированное катание по бескрайним, испещрённым трещинами ледовым полям горы-великана радовало и волновало меня, лишив покоя.

День 1
Раннее субботнее утро в г. Кисловодске радует нежным кружевом цветущих вишен. Таксист, сбитый с толку количеством моей горной поклажи, везёт меня к гостевому дому «Благодать». Там меня ждёт встреча с гидом-инструктором Мишей Легашовым, опытным фрирайдером, а также с другими участниками группы: москвичом Костей Мироненко и жителем Новой Зеландии, лыжником и альпинистом Грантом Элвином Пипером.

Не мешкая, грузим вещи, и вот уже мощный Land Rover Defender увозит нас прочь из города по единственной дороге на Джилы-Су, в северное Приэльбрусье. А где-то далеко впереди, в белёсой дымке у изрезанного горными пиками горизонта, реет могучим двуглавым контуром Эльбрус, словно символ манящей мечты.

Очень скоро дорогу преграждают снежные заносы. Чем ближе мы к своей цели, тем они глубже и протяжённее. Объезжаем эти участки по свободному от заносов бездорожью. Наконец, перед очередным таким завалом машина останавливается.

Оставленные где-то под горой-обсерваторией Тузлук, мы начинаем долгий путь к базовому лагерю компании «Elbrus Tours», расположенному на поляне Эммануэля. Грант, опытный восходитель, живо цепляет на лыжи камуса и убегает вперёд со своим крошечным рюкзаком, в который, по ощущению, влезают только его суровые ботинки «Millet» для высокогорных восхождений и гривелёвские кошки.
Костя, обладатель сплитборда, разбирает его на две части, получая подобие лыж, и также отправляется в путь.

Миша помогает мне справиться с поклажей, и мы отправляемся в путь пешком.
Миновав гору Тузлук и немного пройдя по серпантину асфальтовой дороги, мы начинаем огибать гору Сирх, постоянно забирая вправо. В глубоком скальном каньоне слева медленно и величественно проплывает водопад Эмир, окруживший себя панцирем из голубого натечного льда.



Меж тем с юга наползает белая хмарь, поднимается холодный порывистый ветер.

Склон увеличивает свою крутизну, заставляя тропинку петлять меж скальных сбросов. Начинается плавный подъём от урочища Джилы-Су к поляне Эммануэля. Ноги от долгого хромания начинают ныть, но тропинка продолжает упорно вести нас вперёд по расквашенному склону Сирха.

Продрогшие от порывов сырого ледовея, мы наконец выходим к поляне и пересекаем её обширные пустоши в направлении построек базового лагеря, столпившихся у края поляны.

Погода окончательно портится, ветер окатывает ледовой сечкой и пригоршнями мёрзлой грязи. Поэтому топаем, распираясь трекинговыми палками, чтобы не оказаться сбитыми с ног при очередном порыве.

И вот непогода осталась за дверью! Мы оказались в просторном, обшитом деревом помещении. В углу, растапливаемая дровами, пыхтела печурка. Вера, милая улыбчивая девушка, хлопотала на кухне, готовя ужин.

«Разве полагается на восхождении такой уют?» – думала я ночью, т.к. сон, как это всегда у меня бывает в горах, не шёл.

И ещё я слушала, как за дверью в бескрайней кромешной тьме ярится ветер, воя в печной трубе и неистово громыхая и клубясь среди построек.

День 2
В полной тишине занялся рассвет. Наступило утро – безветренное, солнечное, слегка морозное. В бездонном небесном ультрамарине крошечными алмазами искрились снежинки, сеющиеся неведомо откуда.
Взяв половину вещей и снаряжение, необходимое для скитурного спуска, мы отправились на заброску в верхний приют, носящий имя «Выше Радуги».

Нырнув в овраг, прошли вдоль реки и по углублению меж двух скальных гряд направились вверх, к Немецкому аэродрому.



Чем ближе мы подходили к нему, тем отчётливей понимали, что ветер вернулся. Его редкие порывы здесь, внизу, изредка кружили ворохи снежинок. На аэродроме он уже дул постоянно и беспрепятственно. Седой Гребень же был безраздельно во власти его мощных порывов. А в вышине, на границе земли и неба, вихрь неистово срывал с двух белоснежных покатых плеч белые одежды, раздевая Эльбрус до голого синего льда.



Мы утеплились, надели пуховики и затянули капюшоны потуже. Отдыхать было холодно, поэтому без долгих остановок медленно продвигались вверх.

Снега на маршруте не было практически полностью: его смахнул со склонов сумасшедший ветер-скульптор, оставив только заиндевевшие до состояния бетона острые снежные заструги. Буквально пару дней назад взялся он за работу, кружа и мешая свежевыпавший снег до тех пор, пока не разрушил ажурные структуры снежинок и не превратил верхний слой пуха в плотный наст. Неистово раздувая щёки, он вдувал ледяные струи в крохотные выщерблины наста, пока в менее плотных нижних слоях не образовались пустоты. Так, не унимаясь, безумный гений поставил шляпки из наста на тонкие снежные ножки. Лишившись опоры, шляпки склонились под шквальными порывами и сейчас напоминали тончайшие ломтики сливочного масла, тающие от прикосновения тепла.

Горный ботинок ступал по насту, не оставляя следа, острие трекинговых палок часто проскальзывало: настолько твёрд он был. И ещё он пел и визжал от каждого прикосновения. Так мы шли вверх, слушая безумную песню вихря и снега.

На Лунной поляне мы повернули направо, и скальная морена, идущая вдоль ледника Уллукол, вывела нас к крутому финальному снежному взлёту. На его вершине объявились домики приюта «Выше Радуги».

Перекусив, мы заторопились вниз: семь часов тяжёлого подъёма оставили очень мало времени на спуск, а сумерки в апреле наступают рано.

Решено было спускаться в базовый лагерь пешком: катание по снегу, больше похожему на лёд, опасно.

Спускаться пешком оказалось тоже довольно неудобно: камни покрыты тонким слоем наледи, а снег совершенно не держит.

На Седом гребне ситуация усугубилась: снег, подтопленный дневным солнцем на скальных выходах, к вечеру превратился в натечный лёд. В серых сумерках выбирать дорогу было сложно, петляя среди камней и проверяя каждый свой шаг. Лучше всех чувствовал себя Костя, который надел кошки ещё на подъёме и не расстался с ними на пути вниз.

С наступлением темноты мы вернулись. Нас ждало тепло и сытный ужин, приготовленный Верой.
«Что за дикая роскошь весь этот уют!» - всё ещё продолжала думать я ночью, безуспешно пытаясь заснуть. Что ж, видимо, впереди меня ждёт бессонная неделя и, возможно, бессонное восхождение, если оно состоится.

День 3
Чувствую себя варёным пельменем. Ночью не заснула ни на минутку! А нас меж тем ждёт вторая заброска!

Собравши остатки вещей, мы отправились наверх.

Костя топал в неизменных кошках даже по траве и голым камням.

Снова дуло, и довольно нещадно. Ветром постоянно тянуло с одной стороны, задувая сквозь капюшон в правое ухо, обжигая летящими крупицами снега половину лица.

Преодолев крутой взлёт на Седой гребень, мы узрели, как над вершинами Эльбруса, словно гигантская медуза, белым бельмом нависло двухъярусное лентикулярное облако. Значит, на вершине сейчас – не просто шторм, но смертельный вихрь.



Продолжая подъём, мы видели, как облако набрало силу, сгустившись и потемнев изнутри, отчего его края в лучах солнца засеребрились нимбом.

Облако распухло, загородив полнеба. Помутнело и потемнело средь бела дня, началась снежная метель. Ветер стал сильнее, а его порывы – жёстче, когда мы наконец достигли приюта.

Да, летнее восхождение на вершину мне далось проще, чем этот подъём в штурмовой лагерь! И про то, что крыша над головой и тёплая еда – это недопустимая роскошь, я больше не говорила.

На ночлег мы расположились в «Шайбе» - низенькой круглой постройке, разделённой перегородками на несколько предназначенных для спанья секторов, обшитых мягким серебристым утеплителем. В потолке постройки имелось единственное маленькое вентиляционное отверстие, сквозь которое просыпался снег и оседал на деревянном полу белым сугробом. В центре «Шайбы» стояла масляная печурка.

Перед самым сном мы протопили её. Ульян подливал отработанное масло, а Нина помешивала его и зажигала жидкость всякий раз, когда ветер задувал огонь. Печка ворчала и клокотала, словно злой дух, то выпуская из отверстий в трубе дымные кольца, то изрыгая языки пламени. В помещении повисла плотная неприятно пахнущая белая завеса, зато мороз отступил, и мы смогли немного согреться и приготовить снаряжение для завтрашнего выхода к скалам Ленца.

Мы улеглись спать. Огонь, оставленный без присмотра, ветер задул сразу же. В полной темноте я слушала, как он неистово ухал в трубе и громыхал металлической обшивкой, колотясь в агонии в тесноте построек.

А потом в наш домик вошёл мороз. Меня колотил крупный озноб, одеяло из отражающей тепло фольги не помогало. Так, в тщетных попытках согреться, прошла ещё одна бессонная ночь.

День 4
Первые лучи солнца заглянули в вентиляционную шахту, и конденсат, в обилии осевший за ночь на все поверхности, засверкал ледяными кристаллами.

Домик содрогался под неумолимыми ударами шторма. Акклиматизационный выход был отложен.
Медленно тянулось утро, и всё утро Костя невероятно долго точил напильником свои затупленные о камни кошки, прибавив к вою урагана дивный скрежет металла о металл.

Наконец, с кошками покончено! И, хотя ветер так и не унялся, принято решение прогуляться вверх по леднику.

Скитурное снаряжение брать незачем: практически весь ледовый панцирь Эльбруса обнажён до голого серо-синего льда, ослепительно блестящего настолько, что кажется, будто вся гора выточена из хрусталя. А тот снег, который всё же задержался в ложбинках и понижениях, не пригоден для фрирайда: слишком твёрд и весь в застругах: знакомых нам настовых «шляпках».

Выходим, связываемся.

Серебрится белым маревом срываемая с вершин снежная кисея. Поют кошки, дробя заиндевевшие снежные скульптуры и откалывая куски сверкающего натечного льда. Пение и скрежет кошек заглушает оголтелая симфония неудержимого ветра. Он, как и прежде, дует с запада, иссекая снежной крошкой открытые участки лица. Его самые мощные порывы пережидаем, пригибаясь и распираясь на трекинговых палках.

Довольно скоро ветер усиливается настолько, что становится невозможным шагнуть прямо: как ни стараешься, всякий раз переступаешь левее. Всю связку заметно сносит с маршрута.



Мы прекращаем подъём тогда, когда путь нам преграждает огромное поле голого льда. Оно сверкает, словно гигантское зеркало, отражая и преломляя солнечные лучи. Дальше без организованных на ледобурах точек страховки двигаться нельзя: срыв одного грозит срывом всей связке. А возня с верёвочными «перилами» на таком бешеном ветре – занятие долгое и бестолковое.
Быстро возвращаемся. Оглядываю ледовое зеркало, помешавшее подъёму. Начинаясь на высоте 4050 м., оно образует сплошной панцирь до нижних скал Ленца, т.е. до 4600 м. Панцирь этот иссечен трещинами, забитыми снегом и залитыми натечным льдом. Пройти его на ледобурах – задача долгая. Достигнуть вершины мы не успеем.



Этой ночью я воспользовалась самогревами. Зажав одну в ладошках, другую поместив в ногах, я попыталась уснуть. Конечно же, вновь безрезультатно!

Ветер выл и сотрясал наш крохотный домик. Споря с вихрем, ворчала и пыхтела печь. Мирно посапывали Ульян и Нина. Пара служителей ночевала где-то в нижнем лагере у подножия горы. И на десятки километров вокруг не было ни единой живой души!

День 5
Это был день, полный лентикулярных облаков. Одно – самое огромное – накрыло обе вершины сплошным одеялом. Ещё одно, напоминающее слоёное пирожное, образовалось над полукруглой крышей нашей кухоньки. Другое, овальное, больше похожее на НЛО, зависло над холмами северного Приэльбрусья.



Образовавшись спозаранку, они не покидали занятых ими постов, копя силы. Облако над вершинами раздулось и поглотило южный горизонт, образовав многочисленные светящиеся нимбы. Посыпал лёгкий снег.

Мы взяли свои лыжи и доски и отправились покатать туда, где в понижении ледника остался не раздутый ветром снег. Он был настолько твёрд, что не оставлял даже прочерченных нашими кантами линий.





Это всё, что я могу рассказать о катании по ледникам Эльбруса. На восхождение мы скитурное снаряжение не берём: какой толк тащить лыжи и доски туда, где сплошной лёд? Порождённый Костей слоган «Эльбрусский скитур, бессмысленный и беспощадный» как нельзя более точно передавал действительное положение вещей.

Прощальные лучи склонившегося к закату солнца раскрасили в нежные зефирные оттенки облако-пирожное над кухней и обагрили кровью ледовое зеркало под скалами Ленца. Туда мы завтра не пойдём. Миша, наш гид, избрал для восхождения иной маршрут. Стремительно взбираясь от приюта по центру северного склона прямо до седловины, он изобиловал трещинами, зато был более заснежен, а значит, боле безопасен, чем сплошной оголённый лёд.

День 6
Ночью я так и не смогла сомкнуть глаз и всё слушала, как ветер колотился в стенки нашего жилища, но как-то слабее, чем прежде.

Подъём – в четыре утра. Выход – в пять. В зимний сезон выступают на штурм к рассвету, чтобы избежать крепких ночных морозов.

Выступаем в серых предрассветных сумерках. Сыплет редкий снег, ветрено. Скорее всего, вернёмся мы довольно скоро, сметённые вихрем.

В бесформенной сизой мгле мимо нас проплывают бугры растресканного древнего льда. Поля снежных кружевных заносов сменяются ледовыми зеркалами.





Восходящее солнце, прорезая завесу низких туч, косыми лучами обагряет ледовое поле, на которое мы смотрим уже сверху. Далеко-далеко внизу скрываются крохотные точки приюта, тая в снежной пелене. Мы находимся у нижней границы скал Ленца. У левого горизонта, едва заметный глазу, маячит их крест, установленный на вершине остроконечного гранитного зуба.



Небо расчищает белёсую дымку, оставляя нас под куполом тёмно-синего, почти космического ультрамарина; ветер смеряет свой полёт. Эльбрус распахивает перед нами погодное окно, и, возрадовавшись такому щедрому дару, в него уходим мы, спеша взойти и вернуться до того, как окно закроется.



Миша поторапливает нас. На случай резкого ухудшения погоды у него есть запасной план: спуститься по Косой полке, сделав траверс горы с севера на юг. Спуск по склону южной экспозиции безопаснее, чем обратный путь сквозь трещины, и цивилизация там ближе. «И хычинчики!» – воодушевлённо прибавляет к Мишиным рассуждениям Костя.

К этому времени мой заложенный нос окончательно отказывается дышать, и, лихорадочно забирая воздух ртом, я обжигаю морозным воздухом лёгкие. Каждый вдох сопровождается болью, я начинаю хрипеть.

На подходе к седловине ледник сильно разорван, начинаются частые трещины, сначала – небольшие, затем – достигающие десятиметровой ширины. Они прикрыты сверху снежными щитами, однако их борта легко угадываются. Тщательно зондируя снежный покров острием трекинговой палки, Миша ведёт нас, прокладывая путь в этом смертельном лабиринте. Иногда снег оказывается просевшим или разорванным, вынуждая нас перепрыгивать или перелазить с края на край над разверзшейся ледовой ловушкой.

Седловина. Высота – 5300 м. Время – полдень. Мы – в царстве оплавленного снега и льда. Костино вожделение к хычинам становится всеобъемлющим, заслоняя собой желание взойти на вершину. Отвергая его гастрономические притязания, мы ведём его вверх. Восходим на Западную вершину "в лоб", по 40-градусному восточному склону. Он полностью оплавлен солнцем, представляя собой сплошной ледяной панцирь.

По тропе, идущей по правому краю кратера, проходим предвершинное плато и восходим на меленький скальный пятачок, увенчанный серебристым вершинным туриком. Время – 14.55. Мы – на вершине, на гигантском куполе дремлющей горы-великана! Выше нет ничего, лишь бездонный небосвод, в который страшно сорваться и упасть. Ниже – нет тоже ничего, кроме белых облаков. Нет ни приюта, где мы жили, ни пути, по которому пришли; нет южного склона для спуска вниз, и острых зубьев Главного Кавказского хребта на южном горизонте тоже нет. Мы кристально чисты, не принеся на вершину ничего лишнего. Есть лишь ветер, который пронзает наши тонкие тела насквозь.

И вокруг – ни единой живой души! В этот день вершина была только нашей.





Пускаемся в обратный путь. На склоне западной вершины Костя срывается, но Грант удерживает его, ругаясь по-английски.

Оказавшись на седловине, поворачиваем на юг, на Косую полку.

Она и впрямь оказалась очень косой. За зиму разметённая ветрами и завьюженная снежными заносами, она оплыла и обледенела. Движемся чрезвычайно медленно, постоянно хромая на правую ногу.

При выходе с Косой полки Костя ещё раз едва не сдёргивает связку, затем отказывается продолжать движение вниз, жалуясь на боль в ногах.

Ниже нас – огромное ледовое поле, покрытое толстым панцирем тёмного льда. Ни один ратрак не способен подняться сюда! Солнце гладит прощальными косыми лучами мёрзлый склон, заставляя его пылать огнём. Миша связывается с «большой землёй», прося помощи.

4800 м. Верхние скалы Пастухова. Сизые сумерки над Главным Кавказским хребтом. Розовеют, утопая в серых клубах облаков, отвесные склоны Донгуз-Оруна. Холодает, темнеет. Меня бьёт озноб, мои лёгкие раздирает утробный кашель. Я кутаюсь в пуховик, любезно отданный мне Мишей. Вглядываемся в темноту внизу, надеясь увидеть долгожданные прожекторы ратрака.

Они появились нескоро, где-то через час, когда сумерки сменились ночным мраком. Затем они медленно плыли где-то во мгле, постепенно приближаясь. Потом остановились, не добравшись до нас: ехать по льду выше было невозможно. По дорожке из света и льда мы поковыляли вниз.
Ребята в форме МЧС помогли справиться с накрепко пришнурованными кошками и подняться по скользким гусеницам.

Ратрак заскрипел, заелозил по льду; заскрежетал, попираемый рёбрами гусениц, смёрзшийся наст; выхватываемые светом прожектора, полетели комья снега. Сквозь стёкла холодной кабины, разукрашенные ледяными узорами, мимо медленно проплывали низкие скальные гряды, тёмные, необитаемые в это время года вагончики «Приюта – 11» и нелюдимые контуры станции «Гара-Баши»...

…А мы сидели, смотрели вверх, в темноту, в которой скрылась вершина и место, откуда нас подобрали; поглядывали друг на друга и думали о том, как же хорошо, как же чертовски хорошо то, что ратрак всё-таки приехал! И пусть всё закончилось не так идеально, как хотелось бы, но всё закончилось, и мы – живы! А это – главное!..

Потом, прежде чем отпустить в гостиницу, нас отвезли в Терскол, где в отделении МЧС оформили спасработы.

Потом я осуществила давнюю мечту – выспалась!

Потом машина увезла нас из ущелья Баксана.

Говорят, опыт – это то, что получаешь, когда не получаешь желаемого. И пусть скитур и правда вышел «бессмысленным и беспощадным", но я благодарна за каждое мгновение, проведённое в этой одиссее